В основном отстреливали местных обезьян, те быстро сваливали при выстрелах, но потом все равно возвращались, как будто им тут медом намазано. Попасть в них было довольно трудно, они постоянно перемещались и как будто чуяли, когда их начинали выцеливать, прятались за стволы или резко смещались в сторону. Складывалось такое впечатление, будто они играют с нами в игру – а ну-ка попади, или выеживаются друг перед другом, типа кто ближе подберется и засандалит по нам ментальным ударом. Прямо экстремалы, мать их.
Долбили они посильней козы, и если два-три этих гамадрила подбирались ближе чем на 50 метров и били вместе, то человек терял сознание как от нокаута.
Эти твари, оказывается, так охотятся, вначале вырубая жертву, а потом перегрызая ей глотку. Все это объяснили старожилы, когда мы первый раз столкнулись с этой напастью.
Обезьяны были ростом сантиметров шестьдесят, имели длинный хвост и собачью морду, как у земных павианов.
Теперь дежурство на вышке превратилось в сущее наказание, хоть бдительность была повышена в разы, все равно эти твари умудрялись иногда подобраться незаметно и нанести удар.
Я в силу своих пси-способностей держал его лучше остальных, поэтому меня на постоянку прописали на вышку, голова после смены гудела как котел, и Золу приходилось меня практически тащить на себе, когда мы возвращались в поселок.
Но что характерно, с каждым днем ощущения ударов я переносил все легче и легче, видимо мозг адаптировался.
Позже уже сам стал пытаться бить ментально в ответ по гамадрилам, мысленно представляя, что наношу удар лбом по носу этой твари, и вкладывая в этот посыл всю злобу и ненависть, которую к ним испытывал. Никого я пока таким макаром не свалил, но верещать они после удара начинали.
У нас с Золом была самая результативная двойка по отстрелу этих мартышек, я их шугал ударами, а он бил их влет с винтаря.
Правда, подобрать их тушки получалось редко, своих раненых сородичей они утаскивали с собой, а с первого выстрела завалить гамадрила было довольно трудно. Но все равно мы через день возвращались в лагерь с добычей.
До бабуинов в конечном итоге все-таки дошло, что надо искать добычу полегче, и дней через двадцать они прекратили свои попытки закусить кем-нибудь из нас.
Я, потеряв возможность оттачивать на них свои новые способности, перешел на мелкую живность, которая попадалась в силки.
Зверюшек типа зайца я оглушал секунд на десять, более крупных пока пробить не мог.
Так незаметно прошел месяц, и прибыли лесовозы за продукцией.
Схема погрузки была, как и в прошлый раз – мы тусовались на периметре зоны, а пулеметы с тягачей контролировали нас и прилегающую территорию. Добавилось только, что скиддер перед выездом на погрузку зацепил на прицеп контейнер холодильника, а обратно привез уже другой.
Пахан каждую декаду связывался с колониальной администрацией и докладывал о состоянии дел и наличии подготовленной продукции.
Из-за излучения планеты связь могла осуществляться только оптическим способом. Кай лез на крышу барака и семафорил своей лазерной указкой в направлении геостационарного спутника. Оттуда информация уходила на центральную базу колонии, которая располагалась возле планетарного лифта. Так что, сколько машин посылать и нужен ли холодильник, администрация знала заранее.
Благодаря увеличившемуся выхлопу с добычи, Кай приобрел три карабина и четыре обреза в оружейку. Нам с Золом на нашу долю достались удобные шлемы с принудительной вентиляцией от охотничьего костюма, разработанного специально для этой планеты. А то в наших переделках, несмотря на все ухищрения, голова все равно потела безбожно.
Еще в этот раз к продуктам довеском шла планетарка, и мы неплохо посидели, отмечая удачный месяц.
На следующий день понял, что бухать для псионов противопоказано, когда приступил к обмену ударами с очередной пойманной козой. Болевой порог снизился, а мои плюхи стали слабей.
Договорился с Каем не пускать пока животину под нож, а оставить мне для тренировок. Тот охотно согласился, тем более если приползет новый питон, приманку искать не надо.
Так и потянулись дни, я регулярно по вечерам тренировал свои новые способности и мог уже оглушить козу с расстояния десять метров. Более крупной дичи в силки не попадалось, и приходилось увеличивать расстояние для ментальных атак.
Стал замечать, что иногда улавливаю эмоции окружающих, если они достаточно сильные.
Так, например, находясь рядом с одним человеком, начинал чувствовать тоску; рядом с другим веселье или злобу; вначале думал, что это мои чувства, но после догадался, что воспринимаю эмоции других как свои. Просто беспричинно начинаю испытывать то же самое, что и находящийся рядом человек или животное.
В один из дней работая на валке леса, почувствовал, что как будто кто-то почесал мне мозги, ощущение было новое и я стал оглядываться, ища причину. Тут пришло ощущение взгляда в спину, из наших никто на меня не пялился, значит, наблюдатель находился в лесу, чувство не проходило, и накатило ощущение опасности.
Я свистнул народу на вышках, чтобы внимательнее смотрели по сторонам, и тут из чащи начали выскакивать здоровые зелено-бурые пятнистые кошки. На паре вышек сомлели часовые, а мне по мозгам прилетела такая плюха, что я на пару секунд потерялся, несмотря на все мои тренировки.
Когда очухался, то увидел, что на меня летит стремительная тень, дернулся в сторону, отчаянно пытаясь уйти из-под удара, на автомате крича про себя: «Р-А», и тут я ускорился, наверное, сыграла свою роль критическая ситуация, раз у меня это получилось без участия нейросети.